Неточные совпадения
В лесу, на холме, он выбрал
место, откуда хорошо видны были все дачи, берег реки, мельница, дорога в небольшое село Никоново, расположенное недалеко от Варавкиных дач, сел на песок
под березами и развернул книжку Брюнетьера «Символисты и декаденты». Но читать мешало
солнце, а еще более — необходимость видеть, что творится там, внизу.
По дороге везде работали черные арестанты с непокрытой головой, прямо
под солнцем, не думая прятаться в тень. Солдаты, не спуская с них глаз, держали заряженные ружья на втором взводе. В одном
месте мы застали людей, которые ходили по болотистому дну пропасти и чего-то искали. Вандик поговорил с ними по-голландски и сказал нам, что тут накануне утонул пьяный человек и вот теперь ищут его и не могут найти.
В самом деле, каково простоять месяц на одном
месте,
под отвесными лучами
солнца, в тысячах миль от берега, томиться от голода, от жажды?
Все открывшееся перед нами пространство, с лесами и горами, было облито горячим блеском
солнца; кое-где в полях работали люди, рассаживали рис или собирали картофель, капусту и проч. Над всем этим покоился такой колорит мира, кротости, сладкого труда и обилия, что мне, после долгого, трудного и
под конец даже опасного плавания, показалось это
место самым очаровательным и надежным приютом.
Жар несносный; движения никакого, ни в воздухе, ни на море. Море — как зеркало, как ртуть: ни малейшей ряби. Вид пролива и обоих берегов поразителен
под лучами утреннего
солнца. Какие мягкие, нежащие глаз цвета небес и воды! Как ослепительно ярко блещет
солнце и разнообразно играет лучами в воде! В ином
месте пучина кипит золотом, там как будто горит масса раскаленных угольев: нельзя смотреть; а подальше, кругом до горизонта, распростерлась лазурная гладь. Глаз глубоко проникает в прозрачные воды.
Где я, о, где я, друзья мои? Куда бросила меня судьба от наших берез и елей, от снегов и льдов, от злой зимы и бесхарактерного лета? Я
под экватором,
под отвесными лучами
солнца, на меже Индии и Китая, в царстве вечного, беспощадно-знойного лета. Глаз, привыкший к необозримым полям ржи, видит плантации сахара и риса; вечнозеленая сосна сменилась неизменно зеленым бананом, кокосом; клюква и морошка уступили
место ананасам и мангу.
Кожин сам отворил и провел гостя не в избу, а в огород, где
под березой, на самом берегу озера, устроена была небольшая беседка. Мыльников даже обомлел, когда Кожин без всяких разговоров вытащил из кармана бутылку с водкой. Вот это называется ударить человека прямо между глаз… Да и
место очень уж было хорошее. Берег спускался крутым откосом, а за ним расстилалось озеро, горевшее на
солнце, как расплавленное. У самой воды стояла каменная кожевня, в которой летом работы было совсем мало.
Горячее
солнце, выкатываясь на небо, жгло пыльные улицы, загоняя
под навесы юрких детей Израиля, торговавших в городских лавках; «факторы» лениво валялись на солнцепеке, зорко выглядывая проезжающих; скрип чиновничьих перьев слышался в открытые окна присутственных
мест; по утрам городские дамы сновали с корзинами по базару, а
под вечер важно выступали
под руку со своими благоверными, подымая уличную пыль пышными шлейфами.
Несмотря на всю ничтожность такой детской забавы, воспоминание о ней так живо в моей памяти, что, признаюсь, и на шестьдесят четвертом году моей жизни не могу равнодушно слышать особенного, торопливого чиликанья воробья, когда он, при захождении
солнца, скачет взад и вперед, перепархивает около
места своего ночлега, как будто прощаясь с божьим днем и светом, как будто перекликаясь с товарищами, — и вдруг нырнет
под застреху или желоб, в щель соломенной крыши или в дупло старого дерева.
Лучи заходящего
солнца широкою струею лились сверху сквозь узкое окно купола и освещали морем блеска один из приделов; но они слабели все более и более, и чем чернее становилась мгла, густевшая
под сводами храма, тем ярче блистали
местами раззолоченные иконы, озаренные трепетным заревом лампад и свечей.
Пластом лежит на голой земле. Двинуться с
места не может, голосу не в силах подать, лежит один-одинехонек, припекаемый полуденными лучами осеннего
солнца. Ни на горе, ни
под горой никого нет, стая галок с громким криком носится в высоте над головой миллионщика. Лежит гордый, своенравный богач беспомощен, лежит, всеми покинутый, и слова не может промолвить. Тускнеет у него в очах, мутится в голове, ни рукой, ни ногой шевельнуть не может. Забытье нашло на него…
Пришла весна, и Люксембургский сад (тогда он не был урезан, как впоследствии) сделался на целые дни
местом моих уединенных чтений. Там одолевал я и все шесть томов"Системы позитивной философии", и прочел еще много книг по истории литературы, философии и литературной критике. Никогда в моей жизни весна —
под деревьями,
под веселым
солнцем — не протекала так по-студенчески, в такой гармонии всех моих духовных запросов.
И были превосходнейшие
места для всяких игр;
под папиным балконом, например: темное, низкое помещение, где нужно было ходить нагнувшись, где сложены были садовые лопаты, грабли, носилки, цветочные горшки и где в щели меж досок ярко светило с улицы
солнце, прорезывая темноту пыльно-золотыми пластинами.
— Положи диадему с маленьким диском и богиню Ма на лоб, а большой диск укрепи на груди, чтобы лучи его утопали и
местами бы вырывались из-под складок туники. Надень светло-зеленого цвета тунику или цвета зреющей вишни на
солнце… Вишневый цвет тебе, кажется, больше будет идти в этом уборе… Жрец Ма всегда имеет посох из вишни…